«Я предчувствовал эту войну». Художник из Швейцарии помогает Украине

Художник и композитор Туллио Зановелло создает мультимедийную бильд-машину, посвященную Украине, и помогает украинским волонтерам.

После российского вторжения временное убежище в Швейцарии нашли почти 70 тысяч жителей Украины. Среди них – искусствовед из Киева Ганна Яровая. Она уже два года живет в городке Метцерлен-Марияштайн вблизи Базеля. Одноименный бенедиктинский монастырь стоит здесь четыреста лет, является памятником архитектуры и широко известен как место паломничества. А украинские волонтеры знают его как место реабилитации.

Организовать реабилитацию украинских женщин-волонтерок в Швейцарии активно помогает психолог и активистка Лена Кмита. Более двух лет в Цюрихе под ее руководством действует волонтерский хаб гуманитарной помощи украинцам. Добрые дела становятся возможны при содействии множества сочувствующих украинцам. Среди них и швейцарский художник и композитор итальянского происхождения Туллио Зановелло.

«С Леной Кмитой мы впервые встретились в монастыре Марияштайн осенью 2023 года, – вспоминает Ганна Яровая. – Она рассказала мне о Туллио и его творчестве, показала фотографии: картины, эскизы, механические конструкции, фрагменты скульптур, партитуры, видео выступления симфонического оркестра, мастерскую, в которой художник сделал деревянный каркас для плетения маскировочной сети».

Через некоторое время украинский искусствовед и швейцарский художник встретились лично. Зановелло поделился с Яровой замыслом произведения «Фейковый мир», которое он посвятил Украине. В ноябре этот проект при содействии Национального союза художников Украины и посольства Швейцарии представили в Центральном доме художников в Киеве. «Я предчувствовал эту войну. Меня и ранее настораживали претензии склонных к авторитаризму политиков заниматься переделом мира ради сомнительных целей. На мой взгляд, мы являемся современниками большого реставрационного движения», – отвечает Туллио на вопрос Ганны о войне России против Украины.

– Более года Тулио Зановелло работает над проектом «Фейковый мир», – говорит Ганна Яровая. – Он посвятил его Украине. Идея заключается в попытке раскрыть сущность и опасность фейковой реальности, которая обрушивается на современного человека через радио- и телевещание, социальные сети, мессенджеры и видеохостинги. В соблазнительной обертке «всего хорошего против всего плохого» широким спектром транслируются манипуляции, искажения, ложь. «Искушение счастьем» стремится усыпить критический взгляд на действительность, необходимость аналитического мышления. Художественные открытия Туллио близки предупреждениям культурологов и социологов о том, что бездумное насыщение сомнительным виртуальным продуктом может привести человечество к глобальной трагедии, – заключает искусствовед.

«Фейковый мир» по форме – это грандиозный аудиовизуальный проект, живописный полиптих на раздвижных деревянных панелях, с красочными композициями и светодиодными экранами. Важной составной частью является музыка, которую Туллио как композитор создавал одновременно с эскизами. Синтез экспрессивной живописи и мелодии в исполнении симфонического оркестра создает многомерность смыслов. «Фейковый мир» – масштабное действо, разворачивающееся перед зрителем как средневековой алтарь на плоскостях общей площадью более 100 квадратных метров. Апофеоз знаменует девичий голос, исполняющий лирическую песню на слова нобелевского лауреата Сальваторе Квазимодо о травматическом опыте прошлого века.

Туллио Зановелло мечтает о выставке в Украине. Его произведения «выворачивают наизнанку» содержание и форму и подвергают это современному воздействию. Изобразительное искусство и музыка при этом дополняют друг друга.

– В нашей итальянской семье всегда был огромный интерес к музыке, в том числе профессиональный – рассказывает Туллио. ­– Мой близкий родственник по маминой линии – знаменитый оперный тенор Джованни Бревиарио. До двадцати лет я изучал скрипку, фортепиано, классическую композицию, параллельно занимался живописью. Затем изучал литературу, романские языки, германистику и сравнительное литературоведение в Цюрихском университете, защитил диплом по «Божественной комедии» Данте Алигьери, писал стихи и прозу, печатался. Одновременно «немота» живописи тревожила меня. И я начал более целенаправленно и тщательно заниматься различными техниками и историей искусства, особенно средневековыми триптихами, которые для живописи являются тем же, чем опера для музыки или роман для литературы: всеобъемлющим изображением мира.

– Швейцарский скульптор, представитель кинетического искусства Жан Тэнгли вдохновлялся дадаизмом. Его фантастические машины и гигантские саморазрушающиеся конструкции называют также метамеханикой. Насколько вашему методу близок новый реализм Тэнгли?

– О движении как искусстве я действительно узнал от Тэнгли, и это меня поразило. Насмешливый и провокативный, он ставил под сомнение академизм «совершенства» в искусстве, частично создавал машины из переработанных объектов, заведомо несовершенных, выступал против культа нового предмета, практиковал переработку использованного прежде, оживлял «мертвую материю» электрическими моторами. И в моих работах тоже можно увидеть поцарапанные или опаленные планки, старые двери от сарая, распиленный контрабас, детали автомобиля или другие вещи, которым искусство дало новую жизнь.

Мое искусство – антимодернистское. Современность достигла высокого уровня абстракции и часто выражает себя через абстракцию. Я помню об этом и иду от противного, чтобы показать в своих произведениях мир, как его вижу я. Мир сложен, и чтобы выразить это, я создаю сложные композиции, для чего объединяю различные виды искусства: живопись, музыку, кинетику, литературу. Это социальное и демократичное искусство, в котором разные элементы гармонично сосуществуют, дополняя и усиливая друг друга. К счастью, у меня есть специфические способности, навыки и опыт, чтобы работать с этим. Я создаю свои бильд-машины и пишу оперы, отталкиваясь от современных противоречий и проблем. Выражаю то, что сегодня волнует меня и многих других людей.

– Композитор Модест Мусоргский сочинил «Картинки с выставки« в память о своем друге, художнике и архитекторе Викторе Гартмане. А что первично в вашем случае?

– Назначение музыки в моих бильд-машинах – обогащать произведение, сохраняя независимость зрительных образов. Образ хранит историю, художник постигает её и рассказывает по-своему. Изобразительный ансамбль возникает и развивается во времени и пространстве строго определенным образом, гармонический эффект достигается и масштабируется через музыку.

– Значит, живопись важнее?

– Для меня живопись стала более важной на пороге нынешнего века. Первым широкоформатным триптихом была «Реконструкция» (Der Umbau), далее последовали полиптихи «Пьета» (Pietà), «Хрупкий» (Fragile), «Познай самого себя» (Gnothi Seauton!). Затем я стал писать к своим движущимся образам музыку, чтобы подчеркнуть внутреннюю связь различных изображений и объединить их. В отличие от классических триптихов и полиптихов, части бильд-машины под действием компьютерного управления движутся автоматически и синхронно с музыкой, содержат световые пьесы и движущиеся скульптуры. Бильд-машина «Редукция» (Das Reduit) для альпийской крепости Сассо Сан-Готтардо строилась три года. Произведение искусства весом 1,5 тонны из 11 панелей с 30 подсветками и 12 двигателями было закончено в 2018 году.

– Разноязыкие искусства рассказывают одну историю?

– Да, немая живопись соединяется с незримым красноречием музыки. Дополняя бильд-машины собственными композициями, я перенимаю традиционный способ изображения алтарных образов христианских храмов, но придаю ему новую функцию: это не литургическое превознесение изображаемого абсолюта, но понимание и интерпретация. Музыка в моем случае призвана не иллюстрировать бильд-машину, а промысливать, чтобы изображение можно было рассматривать в осязаемом интеллектуальном контексте.

– Яркие краски ваших работ, похоже, следуют за экспрессионизмом, который близок и оперной музыке. Экспрессионизм считается эмоциональной реакцией искусства на уродства начала XX века. Какой период ближе вам?

– Для меня очень важно средневековое искусство. Мне всегда особенно нравились поэмы Данте, сонеты Петрарки, новеллы Боккаччо или неприукрашенные изображения триптихов. Что касается Ренессанса, то в юности я был очарован и удивлен взглядами Леонардо да Винчи и Микеланджело на Вселенную и человека в ней. Они понимали Вселенную как взаимодействие чисел и геометрических форм и стремились познать мир, пытаясь изобразить в своих произведениях прежде всего психическое и навести лоск на видимое, скрывая жестокость в красоте. Но формы – это нечто большее, чем геометрические игры, они пытаются проявить человечество во всем многообразии, будь то любовь, нежность, доброта или жестокость, гнев и месть. Поэтому Средневековье мне ближе, чем Ренессанс, хотя мое искусство полностью ренессансное.

У меня есть в том числе и травматический личный опыт. Ясность и достоверность изображения насилия через искусство убеждают меня, что человек действительно опасное творение. Делая акцент на совершенстве, Ренессанс начал размывать тот факт, что естество человека способно на зверства. Война и другие бедствия способствуют пробуждению сути. Поэтому я решительно намерен быть полезен Украине – тут мы столкнулись с проявлением опасных тенденций. Понимая, насколько может быть опасен человек, я ощущал заранее, что Россия готовит вторжение в Украину. Можно сказать, что я понимаю шахматную игру насилия и чувствую, где возникает опасное напряжение агрессии. И мой «Фейковый мир» тоже об этом.